Георгий Худышкин: в годы застоя тюменские крестьяне и нефтяники работали сутками
В Тюменской области застоя не было - этот почти афоризм теперь приписывают бывшему первому секретарю Тюменского обкома КПСС Геннадию Богомякову. Впрочем, это мог сказать каждый ветеран, который в конце 70-х – начале 80-х годов строил на Тюменском Севере новые города и железную дорогу, прокладывал трубопроводы и открывал новые месторождения нефти и газа, сеял хлеб и выращивал скот.
В конце 70-х – начале 80-х годов, которые с приходом к руководству страной Юрия Андропова, столетие со дня рождения которого будет отмечаться 15 июня, были объявлены застойными, в Тюменской области ежесуточно добывалось почти 1 млн т нефти и 1 млрд куб. м газа. К концу 1980-х годов область ежегодно давала стране 400 млн т нефти и 574,2 млрд куб. м газа. К 1983 году был построен газопровод Уренгой — Помары — Ужгород общей длиной 4 тыс. 451 км, мощностью 32 млрд куб. м газа в год. Строительство железной дороги Тюмень – Тобольск было начато летом 1966 года, а в 1981 году рабочее движение поездов было открыто уже до Нового Уренгоя. В 1982 году тюменские крестьяне собрали рекордный урожай картофеля – 203,6 тыс. т, превзойти который удалось только спустя почти 30 лет. В самые урожайные 1978, 1982 и 1985 годы с полей области собиралось до 2 млн т зерна.
"Я с Геннадием Павловичем абсолютно согласен, - заявил ветеран госбезопасности Георгий Худышкин, - Я в те годы как раз работал на Севере – сначала в Березовском районе Югры, потом в Салехарде. Я застоя не чувствовал – сам крутился как белка в колесе, и все вокруг было в таком же движении. Строилась газовая магистраль от Сорума до Приполярного - территория громадная. Стройка шла активно – шесть ниток газопровода тянули. Люди там работали сутками. Разные были случаи. Я очень хорошо помню, когда в Белоярском три нитки газопровода сразу взорвались - люди там погибли. Я тогда очень хорошо был знаком и с Богомяковым, и с Черномырдиным, и с Вяхиревым – такие ЧП всегда требовали присутствия первых лиц. И мы во всех таких делах разбирались весьма тщательно. Взрывы тогда на новых объектах случались довольно регулярно. И во всех случаях причины были, как правило, не диверсионные. Где-то халатность, где-то нарушение технологий, а то и просто непрофессионализм… Я вот помню случай, когда на строительство прислали трубы харциские – они водоводные, для газовой магистрали совсем не годятся, потому что держат давление 13 атмосфер. Зимой их заварили в магистраль, а летом при испытаниях, когда дают давление до 90 атмосфер, они начали рваться – шесть взрывов подряд. Это чистая халатность. Недисциплинированность. Правда, она тогда весьма существенно повлияла на ход строительства. Трубы начали в болотах рваться, куда летом было не проникнуть. И были значительные задержки по срокам сооружения. Для газопроводов шли манесмановские трубы, которые выдерживают давление в 70-90 атмосфер".
Так что объявленная Андроповым в 1982 году стратегия ускорения и война нарушителям дисциплины, по мнению Георгия Худышкина, была совершенно оправдана – она была направлена прежде всего на укрепление технологической, производственной, исполнительской дисциплины, нарушение которых приводило к очень серьезным последствиям. А милицейские патрули по магазинам и очередям в рабочее время – это перегибы, которыми отличались исполнители партийной линии.
"Я тогда уже в Салехарде работал начальником окружного управления. И стала к нам поступать информация о возмущениях людей, которых проверяли в очередях или просто на улице. Я тогда начальнику окружного УВД Бикбулатову звоню, говорю, что это, в общем-то, излишнее дело. Вы, во-первых, себе портите жизнь. Во-вторых, город-то Салехард маленький, и эта акция получает резонанс совсем не тот, на который рассчитывали. Система информирования тогда была более развита. При Андропове во всех управлениях были созданы аналитические отделы. Мы эту информацию снимали. И она шла наверх. И эта информация о перегибах, о возмущениях людей шла постоянно – еженедельные сводки отправляли. Выводы последовали достаточно быстро. На Ямале шире задачи были - уже граница была рядом. Там геологи выходили в самые приграничные районы. Я у них часто бывал. Меня всегда делегатом выбирали на все партийные конференции, я депутатом от них был в окружном совете. На Ямале в те годы уже открыли крупнейшие месторождения газа – Уренгой, Надым. Я на всех этих месторождениях был. Меня там все знали. И я считаю, что это совсем неплохо, что сотрудников госбезопасности все знали. С уважением к нам относились и прислушивались к нашей информации. Проблем с трубопроводами тогда уже не было – выводы были сделаны, дисциплину исполнительскую подтянули, ну и потом просто опыта работы в северных широтах стало побольше. Там были инциденты с авиацией. В Надым как-то прилетели – там была авиакатастрофа – АН-10 упал. Большой самолет. На первый взгляд – вина пилота. Ласкин, начальник областного управления гражданской авиации, своим говорит: только КГБ не сообщайте. Да я уже здесь, говорю. Страха перед органами к тем годам уже не было. Система от бериевских времен уже отошла. С приходом Юрия Владимировича внедрялась система кураторства, сотрудничества. Я практически ежедневно был на каком-то предприятии. С рабочими, с директорами общался. И мне это было очень интересно. И я чувствовал тогда, что нас не боятся, нас уважают. И это душу грело. Мы и с Ласкиным потом долго и хорошо работали. Я четвертый из нашего рода, кто пришел работать в органы. Я знал, что это такое, и относился к ним очень уважительно. А в органы я попал, единственный, наверное, в истории, по распределению тюменского педагогического института. Я закончил исторический факультет. Студентом был хорошим, шел первым номером. И когда распределение началось, я должен был первым заходить, а меня все не зовут и не зовут. Хотя меня оставляли на кафедре. Моя студенческая научная работа на Всесоюзном конкурсе заняла первое место и была рекомендована как кандидатская диссертация. То есть я уже свою будущность просматривал. Но все равно, должны были позвать. Позвали где-то к середине всей процедуры. Ректор сидел. Я чувствую, что ситуация какая-то непонятная. Вот, говорят, за вами из органов пришли. У меня даже сомнения не возникло – я готов. Я забыл сразу про всю науку и ушел в органы. И потом я первые два года я работал в так называемом пятом отдел. Это идеологический отдел. И у меня был весь город под кураторством. Все крупнейшие предприятия. Когда я пришел в органы – велась активная профилактическая работа. Органы взяли за основу не наказание, а предупреждение. Каждый сотрудник очень много лекций читал. У меня хранится много грамот общества "Знания". Это был один из основных методов работы. Предупреждение и пресечение на корню, а не доведение до суда. И мы, старые сотрудники, ветераны, через это прошли. И сегодня для нас это по большому счету естественное стремление обратиться к тем нашим истокам и донести то, что мы знаем до молодого поколения. Для нас теперь более важная задача - вернуться к пропаганде. И этот процесс начал возрождаться. Люди в школы пошли, в кадетское училище. Мы его курируем. Я полмашины книг отправил в училище. И я однозначно уверен, что такая работа нужна. Она в любом случае вреда не принесет", - заключил Георгий Худышкин.
Борис Олейник
