Сергей Осинцев празднует тридцатилетие актерской деятельности

30 лет на сцене празднует актер и директор Тюменского театра драмы Сергей Осинцев 1 сентября 2017 года. 

Артист драмы, тогда еще первокурсник Сергей Осинцев впервые ступил на сцену театра 1 сентября 1987 года. Об актерской профессии никогда не мечтал: родители уговаривали стать бухгалтером или врачом. Выбирая профессию, Сергей Осинцев исследовал сальмонеллез в северных краях, мечтал о концертной деятельности и кинематографе, а потом случайно забрел на пробы в колледж искусств. 

О карьерном пути и семейных ценностях, творческих свершениях и издержках профессии актер и директор Тюменского драмтеатра Сергей Осинцев рассказал в интервью корреспонденту ИА "Тюменская линия". 

- Будете ставить  спектакль в честь юбилея на сцене? 

- Не знаю, буду ли праздновать юбилей. Конечно, хочется: рассматриваем пьесы, возможно, будет какой-то спектакль-бенефис.

Я не тот директор, который ставит для себя спектакли. Есть много более достойных артистов.

Да и времени не хватает. В спектакле "Мольер" на роль меня убедил Александр Баргман: просто так сложилось, что я стал директором. И он предложил пьесу про директора театра Мольера. Было так знаково и важно выпустить спектакль, где я играл бы, грубо говоря, сам себя. Режиссеры предлагают интересные роли – я иду. Не предлагают – ну и, слава богу, - больше свободного времени. У меня же выходных не бывает:  как у артиста у меня выходной в понедельник, а как у директора – в субботу и воскресенье. В итоге у меня нет выходных.

- Какой день считаете юбилейным?

- Для меня это 1 сентября 1987 года. Это был первый день, когда я вообще прикоснулся к театру: до этого я не планировал в нем работать. Я хотел стать артистом кино и телевидения. И в театр я не ходил. До поступления в театральное училище я был в театре два раза: один раз нас школой водили в театр кукол на "Забыть Герострата!" (был такой известный спектакль), а второй раз мы ходили школой в филармонию на выступление рижского театра русской драмы на пьесу С.В. Розова "Кабанчик". После этой пьесы во мне разгорелось желание заинтересоваться театром. Это уже был класс десятый и уже не в какие самодеятельные театры я не мог пойти.

Я всегда был ведущим и чтецом: читал стихи про Зою Космодемьянскую. Желание было быть сценическим человеком: интересно было вести концерты, работать на телевидении и радио. Я никогда не мечтал быть артистом театра.

Родители настаивали, чтобы я стал медиком или бухгалтером. В школе у нас были шефы тюменского института краевой инфекционной патологии: те, кто занимаются исследованиями сальмонеллеза, описторхоза, бычьего цепня и других болезней. И мы целый год ходили к ним на практику. Я увлекся всем этим делом и целый год после школы проработал в этом институте лаборантом, никуда не поступал. Мы ездили на север, исследовали ненцев, ханты, манси. С тех пор не ем речную рыбу.

Я решил поступать в медицинский институт. Но так как я плохо учился в школе (к стыду своему), мне никогда не была интересна химия и не давались точные науки, я завалил химию. Ушел с экзамена радостный: медицина для меня закрыта. Сейчас надо завалить бухгалтерию (Смеется.): по алгебре "два", по геометрии – "кол". Какой из меня бухгалтер? Мне стыдно, но я говорю правду. В восьмом классе у меня по геометрии была годовая оценка "кол" и меня не хотели переводить в девятый класс. Поставили "тройку" еле как.

Единственная хорошая оценка у меня была по литературе – "пять", потому что я все время стихи читал. И по английскому, потому что я стихи читал на английском. Учил в русской транскрипции и выступал на всяких смотрах.

Итак, я все завалил. Шел домой и увидел афишу: "Тюменский колледж искусств набирает абитуриентов на отделение "актер театра кукол"". Я пришел пробоваться, а оказалось ,что это объявление висит с прошлого года, и уже набирают на актера театра драмы. Я заполнил все бумажки. И самое главное сдал экзамены: сочинение по русскому языку и литературе и история устно, пюс творческий тур: басня, проза… Естественно, сочинение я написал на "пять" (содержание) и "три" (орфография) . (Смеется.) Историю я сдал на "четверку". Творческий конкурс я прошел. И стал артистом.

Мальчиков в театр вообще всегда берут хорошо, потому что "штаны" в театре нужны. Девочек всегда много, конкуренция у них большая.

Я закончил Тюменский колледж искусств. У меня было среднее актерское образование. А основные предметы проходил в театре. Главный режиссер тогда был Александр Цодиков. Мы учились при театре. Уже студентами с первого курса мы играли во всех спектаклях, где нужна была массовка. И с первого же курса я работал (нужно же было деньги зарабатывать) монтировщиком в этом же театре.

Нас было четверо парней, работавших машинистами сцены – это те, кто декорации перетаскивает. Я получал по тем временам 70 рублей: это были в принципе хорошие деньги. 30 рублей – стипендия. Плюс за каждый выход на сцену нам платили рубль – ставка массовки. Итого у меня выходило хорошо – по 120 рублей в месяц. Мы могли себе позволить ездить на такси, курить дорогие сигареты и ходить в ресторан на комплексные обеды. Придешь в дорогой ресторан, поешь на рубль двадцать. Это правда были деньги: таксисту – две копейки за километр платили. За двадцать копеек можно было до отвала наесться в студенческой столовой. Это были золотые времена.

- Какой был первый спектакль?

- Мы сразу же попали в спектакль "Мастер и Маргарита". Часть из нас работала артистами, а мы работали монтировщиками – открывали "чудеса". Там были всякие штуки, которые создавали ощущение волшебства и колдовства.

Как и все студенты театральных институтов, мы хотели открыть свой театр. А дальше я окончил училище, и мы с женой были вынуждены отсюда уехать. Уехали в город Лысьва Пермского края. Там был мой первый театр как дипломированного артиста – я там три года отработал. Потом был Великий Новгород. А потом я вернулся по семейным обстоятельствам в Тюмень и показался в наш театр. Перед уходом кричал: "Я никогда в жизни сюда больше не вернусь!" (были свои обстоятельства). С 1996 года – второе мое пришествие в этот театр уже в качестве актера и только.

Тогда был главным режиссером Алексей Иванович Ларичев. Я как-то сразу попал к нему в обойму и во все его спектакли. Мы проработали вместе тринадцать лет: я не вылезал со сцены. У нас совпало с ним взаимопонимание, и это был один из тех режиссеров, с которым мне было легко работать.

Очень редко встречается, когда находишь своего режиссера в театре: у артистов это вообще проблема. Для многих это трагедия – не каждый режиссер тебя видит.

И хорошо тем, кто в обойме: они из спектакля в спектакль идут, новые режиссеры приезжают, их видят, их сразу же берут. Очень редко обращают внимания на тех, кто мало занят. А есть те, кто вообще не занят: никак не могут найти. А бывают чудеса, когда приходит режиссер, смотрит всех и вдруг видит артиста, который ему нравится и из двадцати лет забвения артист вдруг вылезает и становится ведущим артистом. Вдруг в нем открывается какой-то талант. Это все настолько зыбко и не предсказуемо. Поэтому случается очень много личных трагедий в театрах.

- В кино в итоге не получилось поработать?

- Сейчас-то получается потихонечку.  Лет десять назад снимался в сериале на свердловской киностудии. (Прим. автора: роль Мышкина в третьей серии сериала "Дело было в Гавриловке-2") Вот сейчас идут съемки фильма "Тобол", у нас полтеатра в нем занято. Да и пол Тюмени, пол Тобольска. Мне повезло, я играю там достаточно заметную роль – обер-коменданта Тобольска Карпа Бибикова.

Я к этому отношусь спокойно. Просто с момента первого своего выхода в театре. Я очень много работал. В Лысьве в городском театре я сыграл за три года 30 главных ролей. Я уже настолько наигрался в свое время, что прошел и огонь, и медные трубы.

Слава Богу, никогда не было звездной болезни. Но ощущение значимости всегда было. Оно создавалось не мной, а зрителями: в маленьком городе, когда тебя знает каждый человек и с тобой здороваются. В постсоветские годы, когда все давали по талонам и по карточкам, это было очень престижно. Ты приходишь в магазин, а продавщица говорит: "Отойдите, тут артист пришел, дайте я ему сметанки положу!".

Есть и обратная сторона медали. Когда ты известен всему городу, ты непричесанным в магазин выйти не можешь. И этот период у меня тоже был. Но он был больше связан с работой на радио "Европа плюс" здесь в Тюмени. Когда мы все были звездами с приходом коммерческих радиостанций, у меня в подъезде писали: "Театр – храм", "Осинцев – бог".

- Было страшно, странно, гордились?

- Ни одно из слов не подходит. Во-первых: исписали подъезд. Во-вторых: невозможно было пройти по улице.  Ты идешь, а тебе в спину кричат: "Эй, мы тебя знаем". Или ты приходишь в столовую: все на тебя смотрят, поесть нормально не можешь.

Был случай. В честь юбилея театра сургутское управление культуры наградило нас с Антой Николаевной Калиниченко поездкой в Грецию. Плыву я в море. Подплывают ко мне люди и говорят: "Здравствуйте. А можно у вас автограф? Мы из Москвы. Мы вас видели". (Снимали спектакль, который вошел в сотню лучших телеспектаклей России, у меня была главная роль.) "Мы вас узнали. Мы видели вас на всех спектаклях. А можно мы у вас автограф возьмем? А вот наш матрасик: хотите, на нем поплавайте!". Это было достаточно давно, в начале 90-х.

Конечно, приятно, что тебя узнают, что случаются какие-то льготы, гаишники прощают какие-то нарушения, тебе улыбаются в банке. Но есть огромное количество минусов и большая ответственность: ты не можешь позволить себе много. Это может негативно отразиться на имидже и на всей твоей профессии. Как тебе после этого поверят?

Когда ты разрушаешь иллюзию, ты разрушаешь вообще все, что ты делал до этого на сцене.

Поэтому я противник водить зрителя за сцену. Это то же самое, что и фокусник, который после фокусов рассказывает, как он их делает: показывает все свои ящички, картоночки, шторочки, зеркала и всех своих ассистентов, которые ему помогают.

- Свою личную жизнь пытаетесь закрыть?

- Мне сложно это сделать. У меня жена актриса, я актер. Очень много интервью и публичности. Конечно, какие-то детали я никогда никому не рассказываю. Вся моя семья уже публичная. Сын  – Максим – звукорежиссер в театре. Посмотрев на нашу профессию, сказал: "Артистом никогда не буду, унижаться не хочу".

Актерская профессия – это же унижение в каком-то роде: тебя заставляют делать то, чего ты не хочешь никогда. Приходит режиссер и говорит: "Раздевайтесь все быстро и побежали по сцене голые шесть кругов". Потому что ему так надо. 

- Единая профессиональная стезя в семье помогает в самореализации?

- Скорее всего, помогает то, что есть семья, которая тебя любит и ждет, всегда найдет нужные слова. Детям своим реализовываться я никогда не помогаю. Я считаю, что у каждого есть свой путь. Я не занимаюсь нудным воспитанием: "Нужно выбрать свой путь, правильную профессию, пойди работать бухгалтером…". У меня абсолютная свобода в этом плане.

Максим очень долго себя искал. В итоге стал заниматься музыкой, звукозаписью. А ведь в детстве заставляли заниматься в музыкальную школу, даже пианино дома было. Теперь жалеет, что не научился тому, чему надо. Сегодня он очень востребован среди режиссеров, с ним хотят работать, просят его. Артисты довольны тем, как он чувствует постановку. Профессия специфическая: нужно умудриться с помощью музыки помочь артисту сыграть то, что на сцене и очень важно прочувствовать то, что режиссер хочет от звукорежиссера.

А дочь Маша пока учится в школе. Но  хочет быть минимум артисткой, максимум – директором театра. Она такая: сразу же спрашивает, как увольнять артистов? Она пошла по моим стопам. Постоянно стихи читает: видно память тоже актерская, запоминает все сходу. Жена с ней очень много занимается. О чем я и говорю родителям: надо детям читать чаще и много, читать с самого раннего детства. Дочь еще до школы читала бегло, и сейчас читает книжки, которые я читал уже после десятого класса.

- Это ее осознанный выбор: стать директором. Нам уже можно готовиться к смене руководства театра?

- Не знаю. У нас это назначаемая должность. Может быть когда-нибудь она станет выборной. (Смеется.) Дочери десять лет и она для себя уже решила, что будет творческим человеком. Есть еще одно желание: хочет стать театральным художником. Я ей говорю: "Маш, художником круче, денег зарабатывать много будешь. Спектакль выпустила – заработала свои сотни тысяч и пошла".

- Актеры меньше зарабатывают, чем художники?

- Актеры меньше зарабатывают, чем художники. Из всех творческих работников в театре самый низкооплачиваемый – это артист.

Так сложилось в нашей профессии, что актеры репертуарных театров получают зарплату, а режиссеры и художники получают гонорары. Во всем мире примерно та же схема, но меньше репертуарных театров, и ты не сидишь на окладе. Тебя пригласили, ты заработал свои рубли, и могут тебя еще лет десять не приглашать – ты живешь на эти деньги. Но есть большое пособие по безработице. Там артистов еще профсоюзы поддерживают.

- Насколько популярен сейчас театр?

- Посещаемость у нас нормальная. Для города в 700 тыс. человек, у нас посещаемость – 70%. Надо понимать, что у нас одна тысяча мест, их не так просто заполнить. Тем более, что в театр ходят всего 3% населения. Из них 2% – постояльцы. 20% жителей города знают, что театр существует и ходят в него периодически – раз или два в год. Остальные вообще не ходят в театр.

- Приходится ли бороться с взглядами зрителя?

- Приходится. Театр не всегда должен нравиться. Театр должен провоцировать. Театр и искусство в целом – это вкусовая история и все зависит от определенных вещей, которые происходят с человеком в определенный момент. Можно сходить на один и тот же спектакль несколько раз и иметь совершенно разное мнение, получить разный катарсис.

В театре нельзя сидеть, откинувшись в кресло, в театре надо сидеть с прямой спиной. Театр нужен для того, чтобы люди развивались, а не отдыхали. Отдыхать нужно ехать на природу.

Категорически отношусь к мнению, когда говорят "нравится" или "не нравится". Нельзя развешивать ярлыки. Спектакль может попасть в человека, а может не попасть, но в любом случае он вернется к тому восприятию, который он увидел в спектакле.

Поэтому поверхностную пьесу брать никогда не хочется. Всегда предпочтителен материал, в котором можно покопаться. Классика потому и называется классикой: она всегда актуальна. В репертуаре драмтеатра в основном произведения, которые написаны 200-300 лет назад, но они все актуальны сегодня: и "Мольер", и "Дни Турбиных". В итоге, когда сегодня ты смотришь пьесу, в голове возникают картинки из телевизора.

Все привыкли к "Щелкунчику" - советскому мультфильму, а у нас были бои с родителями, потому что наш "Щелкунчик" был прям Гофман-Гофман! Детям очень нравился, хотя родители высказывали непонимание такой постановки.

Я видел спектакль "Снежная королева" без купюр в постановке Романа Фиодори на фестивале в ТИЗе в Новосибирске. Там ворон и ворона очень долго рассуждают о любви к Богу и сама Герда много молится, когда идет за Каем - очень драматичная история. Она была для меня дважды драматична.

Девочка, которая играла Герду, - она была такая боевая и так смело спасала Кая! А потом я вышел после спектакля, и мы пошли домой, обходя здание ТЮЗа. И эта маленькая девочка стоит на балконе и курит. И я вижу, что это не девочка, а тетенька лет сорока, которая играет девочку. Думаю: "Боже мой, ты же артистка, создаешь детям образ сказки!". Сейчас все эти дети пойдут и увидят эту тетеньку без грима, с опухшим лицом, в том же платьице и курящую. Та Герда, которая только что рассуждала о том, как это правильно – верить в Бога.

Это издержки профессии: с одной стороны, даем человеку сказку, с другой стороны, нужно учиться эту сказку не разрушать.

Если ты куришь, ну спрячься где-нибудь за шторочкой, чтоб тебя никто не видел. Сними это платьице, паричок, грим, чтоб тебя никто в жизни и не узнал, что ты Гердой была. В общем, у меня тогда случилось два потрясения: когда я увидел сказку без купюр, и когда я увидел Герду без купюр. (Смеется.)

Ирина Ромашкина