Герои тыла: девчонка по имени Енька
На высоком берегу речушки Туртас у п. Чебунтан Упоровского района гуляла до войны местная молодежь. Играли в ручеек, третий лишний, цепи-кованые. Хорохорились гармонисты, прохаживались с девушками под руки и плясали до утра. А 1941 веселье оборвалось, всех парней забрали подчистую. Затихло все. Лишь спустя пять лет подросшая за это время мелюзга вернулась на это место и возродила молодежные вечера. Только гармонистов не было больше, убили всех, а среди нового поколения никто не умел играть. Когда им было этому учиться! Дети войны совсем другим занимались.
Среди ребят, работавших в тылу, была и девчонка Женечка Белоглазова. Сейчас уважаемая учительница на пенсии Евгения Кирилловна Плесовских. Правда, в детстве ее все кликали Енькой - и домашние, и ребята на улице.
Женя родилась и до 16 лет росла в Чебунтане. А вот ее родители – ссыльные из деревни Кушма Лыбаевской области. В 1930-м по соседскому навету без суда и следствия раскулачили семью: папу, маму и двоих сыночков Нестора 4 лет и Гришу 7 месяцев. И отправили на открытой телеге в Сибирь. Малыш дороги не выдержал, в Чебунтан добрались втроем. А через год родилась доченька Женечка. Еще через пять - Петенька.
...Когда началась война, Женя уже окончила третий класс, было ей 10 лет. Повторимся: всех старших ребят забрали на фронт. Брата Нестора не стало почти сразу. Тьма поглотила его, не дав исполниться и 18... Долго плакала о нем юная работница почты Оля. А мама… почернела, поседела, как и вскоре все женщины Чебунтана. Их сыновья не вернулись с войны. Только два парня уцелели.
Спустя годы Евгения Кирилловна напишет в мемуарах: "Зима 1942 года. Мне 11 лет. Я стою ночью во дворе нашего дома. Босые ноги - в валенках. На мне короткая, выше колен, рубашонка, на голову накинут ватник. Какая-то жуткая тишина, застывший неподвижный воздух, огромная луна на небе, пощелкивают деревья. А сверху будто с небес льется заунывная песня без слов. Я дрожу от холода и охватившей меня непонятной тоски. Хочется убежать в дом, в тепло, но что-то держит. Догадываюсь, что песня раздается с каланчи и поет ее наш сосед дядя Идрис Халиуллин. И я знаю, почему эта песня такая печальная. А может, это молитва? Я слушаю и плачу от жалости к нему и его жене, тете Фатиме, три их сына с самого начала войны ушли бить фашистов и на всех уже пришли похоронки…"
…Для самой Женечки 1943 год был очень тяжелым в учебе. Ведь в Чебунтане была только начальная школа, всего 4 класса, и надо было ездить дальше учиться в Черпию, что в 70 км. Там не было интерната, жили в небольшом доме, бегали в школу, а присматривали за ребятами уборщица да сторож. Через год в родном селе таки открыли "семилетку". Что за счастье - быть дома! Теперь уже к ним прислали ребятишек учиться. Интерната тоже не было и детей расселили по квартирам. И в семье Белоглазовых появились три девчонки: Лена, Лида и Грета (из тех самых сосланных с Волги немцев).
"Частенько сейчас думаю: одна изба, в углу русская печь, отгорожены кухонька и угол. Нас семья четыре человека и три девчонки, не ссорились, жили хорошо", - вспоминает Евгения Кирилловна.
Да, семья из четырех человек, потому что отца сначала было забрали в трудармию, но вскоре вернули. Он строил огромные лодки, которые назывались "неводник". Зачем они были нужны, Евгения Кирилловна не припомнит, но из-за них вернули папу, без него дело у одних только женщин не пошло.
Мама по здоровью считалась нетрудоспособной, но весной и летом, когда уезжали на посевную и сенокос, маме носили зерно, пшеницу, она стелила большой полог на полу, брала сделанные папой огромные ручные жернова и молола крупу, из которой варили кашу, чтобы накормить работников в полях.
А что же дети? Ох и много же они успевали! Была целая ребячья бригада под руководством бабушки Катерины, которую прозвали Сидорихой. Тяжелый у нее был нрав и с ребятами постоянно случались стычки.
Однако весной вместе с рожью и пшеницей всходил осот, крепкий и упорный, детей ставили рядами и шла прополка. После заготавливали веники из ивняка и осины. А еще закладывали силос. Маленькая ростиком Енька росла еще и худенькой, если не сказать тощенькой. Зато какой характер – работать меньше других, пусть и более крепких, не хотелось, вот и старалась, выбиваясь из сил. К примеру, в их таежном местечке не было больших лугов и частенько бабы косили сено в болотах, по колено в воде. Из этого болота ребятам надо было тащить охапки осоки. Делать меньше, чем другие, Жене было неудобно. Тяжело неимоверно, но девчушка тянула тяжелую скользкую траву изо всей мочи. Наверное, там спину и сорвала, говорит она сейчас.
Осенью заготавливали лен, собирали его в снопы и скирды. "Только я не помню, - говорит Евгения Кирилловна, - чтобы этот лен перерабатывали, масло делали из него или еще чего… По-моему, мы ими мышей кормили. Придешь на утро, поднимешь скирдочку, а там мышей видимо-невидимо. Мальчишки их наловят и ну за девочками бегать, а те визжат, улепетывают". Но только не Женя. Она подойдет сама: дай подержать! И погладит мышку.
Еще дети сажали, окучивали и копали картошку. Это было очень тяжело. Норма-то – три сотки в день на каждого ребенка. Представьте, позже в советские времена на такие участки дачки нарезали. А тогда копали да смотрели: ой, еще много, ой, еще много осталось… Были, конечно, перерывы на обед. Что ели? Печенки, само собой (печеная в золе картошка). "Сколько в нас ее входило, удивительно", - улыбается Евгения Кирилловна.
Но случалось и еще много хорошего. Ведь это было детство, золотая пора, пусть и не в простые времена. Одно из любимых занятий Жени - отпроситься к подружке на полатях ночевать. Там три девчонки болтали и секретничали, бесились и веселились. Жене, начитавшейся в свое время Гоголя, нравилось пугать товарок страшными историями перед сном.
Любимое детское блюда той поры – кулага. Делалось из ржаной муки, а на вкус похоже на сливовый джем. Ах, как любили ребятишки кулагу в исполнении тети Шуры, Жениной мамы.
Вообще, родители Евгении истовые старообрядцы были, а потому пост соблюдался неукоснительно. Обычная еда – щи из капусты один день, с грибами – на следующий, так и чередовали. Еще делали шёмшу – пшеницу распаривали в русской печи, в скоромные дни с молоком, в постные - с квасом. Собирали ягоды - клюкву и бруснику. А еще ребятишки шишкарили. Тоже лакомство было - шишек наберут, костер разведут, и в золе, как печенки, распарят кедровые шишки. Они от тепла раскроются, мягкие ароматные орешки покажут, м-м-м, и кажется нет ничего лучше на свете.
Конечно, в войну, как и по всей стране, еду экономили ради фронта. Если летом молока на всех хватало, то зимой только для армии. Еще картошку заготавливали для солдат: резали тонкими ломтями, запекали на листах в печи наподобие современных чипсов и посылали на фронт.
И, само собой, у детей находились и силы, и время на игры. Незатейливые, но какие веселые. Был у них "Чижик": вырубались из ветки "пальчики" с крючком, их вешали на пень, нужно было палкой ударить так, чтобы "чижик" отлетел далеко-далеко, и так - кто дальше. Бывало далече от деревни убегали за "чижиком". Еще тихая игра была "Чечки": из битой глиняной посуды делали пяточкИ-кругляши гладенькие. Их по-особому кидать надо было...
… Был теплый день 9 мая. Пришел отец из правления утром и сообщил домашним, что война закончилась. И вот девчата Женя, Лена, Лида и Грета выскочили, как сумасшедшие, и понеслись по деревне: "Война закончилась, ура-а-а-а-а! Потом вернулись, выставили на улице цветочные горшки, танцевали вокруг них, пели песни, кричали и радовались.
P. S. Проект "Герои тыла" расскажет на страницах информационного агентства "Тюменская линия" о людях, которые жили и работали в Тюменской области в годы войны. Эти хрупкие воспоминания, которыми сейчас далеко не все могут поделиться, не испытывая страданий, поведают нам о том, как и чем жили во время войны и немного позже, как женщины и дети боролись за Победу в тылу врага, чем жертвовали, на что надеялись и как не переставали верить и находить маленькие радости и большое счастье. Вопреки и чтобы помнили!
Евгения Тенегина
